– Нет, наверное… Не знаю. А ты как считаешь?
– Я тоже не знаю. Только если мы не скажем, могут сказать другие. Рой, Генрих… Они ведь датчане, ляпнут, не задумываясь, все, как было.
– Они не поняли, что кричал Эдик.
– Эва и Анита могли им перевести.
Алиция резко подняла голову и тоже запуталась волосами в пружинах.
– Анита!.. Да, ты права, Анита скажет. И куда я могла его сунуть? Скажите, что Эдик был пьян.
– Сама знаешь, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Главное, в его выкриках был какой-то смысл или нет? Лично мне кажется – был. Вот мы и не знаем, хочешь ли ты сообщить полиции…
– Эй! – от неожиданности окрика Павла мы обе вздрогнули. – Теперь что, уже всегда будут только ноги, а остальной туловищ нет?
– Чего он? – удивилась Алиция. – Что-то я не пойму.
– Я понимаю. Павел, чего ты хочешь?
– Я-то ничего не хочу, а вот фараон желает, чтобы вы обе пришли. Он прервал конференцию и ждет.
Мы отцепились от пружин и выползли из-под катафалка. Алиция решилась.
– Ладно, о криках Эдика сообщаем, их не скроешь, но о письме ни слова. И вообще, кричал по пьянке…
Так господин Мульдгорд узнал, что да, инцидент-таки был. Пьяный Эдик скандалил, ругал Алицию за неподходящие знакомства. Какие знакомства он имел в виду – понятия не имеем и мнения его не разделяем. Все знакомства Алиции считаем самыми что ни на есть подходящими.
По всей вероятности, злополучный инцидент оказался единственной добычей следователя. С обезоруживающей искренностью он признался, что в создавшейся ситуации задача найти преступника ему представляется чрезвычайно трудной, но надежды терять не следует. Еще не все возможности использованы, а именно: на завтра он назначает проведение следственного эксперимента. Надлежит воссоздать обстановку, максимально приближенную к роковой ночи, для чего в Аллерод приглашаются все лица, присутствовавшие накануне. Алицию чуть удар не хватил.
Отдав необходимые распоряжения, господин Мульдгорд удалился, прихватив свою бригаду и килограмма три острых металлических предметов (в том числе портновские ножницы, фрагмент старинного канделябра и стальной метр), чтобы проверить, не подходит ли что к Эдику. Стилета никакого не нашли.
В Аллероде наконец-то воцарилось относительное спокойствие. Пришибленные избытком впечатлений гости разбрелись по углам и тактично делали вид, что занимаются своими делами. Надо было передохнуть и набраться сил для предстоящего на следующий день сомнительного развлечения.
Алиция предупредила: если будут звонить – ее нет дома и, когда вернется, неизвестно. Впрочем, это почти соответствовало правде, ибо мы с ней вдвоем, пока не стемнело, занялись в дальнем углу сада уничтожением крапивы, убеждая друг друга в том, что физический труд окажет благотворное воздействие на нашу психику. В зарослях крапивы, по слухам, скрывался пень, который мне вместе с Павлом предстояло выкорчевать. Уничтожением скрывающей его крапивы Алиция пожелала заняться лично, имея на нее (крапиву) какие-то свои виды – то ли заваривать в лечебных целях, то ли настаивать на спирту и использовать как средство для уничтожения тли. Из сумбурных объяснений Алиции я этого так и не поняла, хотя, надо признать, слушала невнимательно, занятая своими мыслями.
Скоропостижная смерть Эдика, хоть я его почти совсем не знала, очень сильно затрагивала меня лично. Я выехала из Варшавы вслед за ним, через три дня после его отъезда, с твердым намерением задать ему один вопрос. Ответ на этот вопрос интересовал не только меня, но и человека, которого бы мне ни за что на свете не хотелось подвести. На вопрос, простой, невинный и бесхитростный, ответить мог лишь Эдик и наверняка бы ответил, если бы я успела его спросить. Впрочем, от него я не собиралась скрывать, почему спрашиваю. Да и вообще, дело было несложным, но требовало срочности. И еще: спросить Эдика надо было лично, письмо и телефон исключались. А вот теперь все вокруг усложнилось и стало чрезвычайно подозрительным. Простой и бесхитростный вопрос? Разговор с Алицией начала я, сердито заметив:
– Ума не приложу, кому здесь Эдик мешал! Все-таки безобразие, вот так, ни с того ни с сего заколоть человека.
Держа пучок крапивы в руках, Алиция выпрямилась и задумчиво произнесла:
– Он что-то знал. Как приехал, только об этом и говорил, все время порывался мне что-то сообщить.
– И, похоже, не только тебе. – Я жадно ловила каждое ее слово. Мой интерес к теме еще более возрос. – А ты не догадываешься, что бы это могло быть?
Алиция неловко взмахнула крапивой, задела собственную ногу, ойкнула и чуть ли не со слезами произнесла:
– Ну какая же я кретинка, сама ведь не дала ему слова сказать! Не слушала, что он говорит, считая это пьяными бреднями, и отмахивалась от него, как от надоевшей мухи! Времени у меня, видите ли, не нашлось! Идиотка несчастная!
– Да перестань ты так себя казнить, кто же мог знать? И, в конце концов, ведь он же действительно не просыхал.
– А теперь он уже ничего не скажет…
– Ясное дело, не скажет… А кому Эдик собирался еще об этом сообщить?
– Кому еще?
– Ну да, какому-то «ему». Помнишь, он кричал: «И ему тоже скажу!»
– А и в самом деле. Прижми вот это ногой. Так кому же?
– А мне откуда знать? Я тебя спрашиваю. Думала, ты догадаешься. Когда Эдик это кричал, мне показалось, он даже рукой махнул, показывая на «него». Ты стояла рядом и могла заметить, на кого именно.
– Ну, руками он махал все время. Было темно. И надо же было подарить этот дурацкий торшер! Кажется, он махнул в сторону тебя и Эвы.