– Твое, забирай. Послушай, раз не ты…
– Девятка, восемь крон, – возвестил крупье.
– Чтоб мне сдохнуть! – обрадовался Павел, сгребая вторую кучу железок.
– Ну, теперь я опять пропущу. А ты ставь, сейчас должно выйти тринадцать.
– Не выйдет, но я поставлю. Нервов не хватит выжидать, здоровье уже не то. Послушай, раз не ты…
– Пять и девять, – возвестил крупье. – Четыре кроны.
– Холера! – только и сказал Павел. Очень нелегко было в таких условиях вести расследование:
– Я ведь говорила, теперь надо было несколько раз подряд ставить на девятку. А я, пожалуй, поставлю-таки на тринадцать. Нет, подожду…
Метод игры, которым мы пользовались, пусть даже несколько излишне оригинальный, оправдывал себя экономически, ибо суть его сводилась к тому, чтобы не делать ставки. Выбрать себе мысленно какой-нибудь номер и воздерживаться, переждать несколько оборотов колеса и сделать ставку на номер в тот момент, который тебе подскажут инстинкт, внутренний голос, чутье или какие другие сверхъестественные силы. Приходилось признаться, что инстинкт, внутренний голос и чутье не всегда оказывались на должной высоте и номер выходил не тогда, когда нужно. Очень нервотрепный метод, ничего не скажешь, но, согласитесь, экономный, ибо главное в нем – не ставить. Но зато, если уж на желаемый номер падал выигрыш в тот момент, когда мы решались поставить на него, прибыль возмещала нервные затраты.
– Да слушай же, наконец, что тебе говорят! – рассердилась я. – Если не ты, признавайся, где ты находился в тот момент, когда все ринулись прощаться с полицейскими?
– Там же, где и все. Я тоже ринулся.
– А каким путем? Вокруг дома?
– Ага. Теперь я буду пережидать четверку.
– А до этого ты был на террасе?
– Ага.
– Из-за этих идиотских тринадцати я разорюсь, честное слово… А кто там был еще?
– Все были. Ну, как думаешь, поставить сейчас? Нет, пожалуй, еще погожу.
– Кто все? Припомни хорошенько… Ну наконец-то!
– Тринадцать, восемь крон, – провозгласил крупье.
– Только с шестого захода вышло, поставлю опять. А ты четверку и на сей раз пропусти. Кто все? Одного не должно было быть!
– А кого? – Павел с любопытством повернулся ко мне.
– Не знаю, потому и спрашиваю тебя. Так вспомни, кто именно был?
– Генрих и Эва. И Лешек. И легавые крутились. Алицию я тоже видел. Да, пожалуй, были все, но не стояли на месте, входили и выходили. Ага, Эльжбеты я не видел.
– Эльжбета была в кухне. А может, ты случайно видел, кто вышел из дома через входную дверь? Ту, что ведет к калитке? Ну, ставь, сейчас выиграет четверка!
– Так ведь я уже передумал и пережидаю семерку. Скажу, кто не мог выйти из той двери. Генрих и Лешек не могли. И Эва тоже, она там была все время, разговаривала с ними. Я запомнил, потому что пытался понять, о чем это они говорят. И когда полиция собралась уезжать, они так втроем и двинулись за ней вокруг дома. А тот, кого не было, он что?
– Да ничего, просто, может, это и есть убийца. Выходит, и Эва исключается. Так ты уверен, что все время видел ее?
– Ну вроде бы. Она чуть раньше пошла за полицейскими, а Генрих и Лешек за ней.
– А на сколько раньше? На минуту, на пять минут?
– Откуда мне знать? За это время они успели что-то нарисовать в блокноте, Генрих показывал Лешеку, как он хитро приспособил какой-то блок для опускания чего-то. Минуты три, пожалуй. А сейчас не знаю, что лучше переждать – восьмерку или десятку…
Не отрывая тупого бараньего взгляда от тройки, я старалась сообразить, сколько времени могла продолжаться сцена, которую я наблюдала на пороге кухни. Три минуты? Очень может быть… Во мне росла глубокая, хоть, может быть, совершенно необоснованная уверенность, что человек, затаившийся в прихожей, и был убийцей Эдика. Зачем он прятался – понятия не имею, но царящая там темнота, его осторожные движения, стремление незаметно и бесшумно выскользнуть из дома, согласитесь, давали основания подозревать его. Хотя, с другой стороны, это мог быть и ни в чем не повинный человек, забывший (забывшая?) что-нибудь в прихожей, сумку, например, или что-то в кармане пальто. Хотя нет, пальто ни у кого не было, скорее всего, сумку. Нет, это был убийца и все тут.
А потом мы с Павлом стали пережидать пятерку, и упорство, с которым мы это делали, мало того что разорило нас, но и чуть не привело к опозданию на последний поезд в Аллерод. Мы вскочили в вагон, когда поезд уже тронулся.
Сойдя на станции Аллерод, мы с Павлом наткнулись на Зосю с Алицией, которые ехали этим же поездом в следующем вагоне. Оказывается, они так поздно задержались потому, что встретили на копенгагенской улице наших добрых старых знакомых, у которых мы когда-то в молодости жили на квартире, и те пригласили их на ужин. В газетах уже сообщалось о сенсационном убийстве в Аллероде, понятно, что Алиция и Зося были желанными гостями, можно сказать, «гвоздями» званого вечера, в них буквально вцепились и отпустили вот только сейчас.
– И зачем так торопились? – бурчал Павел, которого я с трудом оторвала от рулетки. – Я думал, мать тут с ума сходит, что меня нет.
– Интересно, как бы вы добрались до Аллерода, если бы не поторопились? – ядовито поинтересовалась Алиция. – Остались ночевать на вокзале или шли бы по шпалам двадцать километров?
– Вот-вот, – поддержала ее Зося. – Он никогда не торопится, а потом оказывается, что виноваты объективные обстоятельства.
– Какие там обстоятельства? Ну случилось один раз, а ты уже начинаешь…
– Не один, а двадцать раз, не меньше!